Сибирь первозданная: безлюдными реками Забайкальского края. Часть 2

Редкий момент, когда камеру можно передать партнёру и не опасаться порогов

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО В ПРЕДЫДУЩЕМ ПОСТЕ.

Река Калар

Дальше стало существенно легче. Почти не гребли, так — подмахивали веслом иногда. До Каларского Калакана река бежит хорошо, дальше начинаются затяжные плёсы, но нам повезло, прошли их без ветра. Множество шивер, обозначенных и не обозначенных на карте, проходятся без проблем, главное нос по курсу держать и весело ухать, загребая на пике вала.

Очень смелый северный олень

У Калара приютные, часто песчаные берега, так что с постановкой лагеря проблем почти не возникало. Дрова из лиственницы великолепные, горят даже под проливным дождём и снегом с хорошей теплоотдачей. Иногда и камушками спальник греть приходилось, но в целом, чем ниже спускались, тем теплее спалось.

Княженика цветёт

Урочище Гуленга на Витиме, бывший посёлок

При впадении реки Катугин некогда стояла труднодоступная метеостанция Катугино. Её закрыли где-то в конце 80-х, по словам местных, и теперь там эвенкийская охотничья община обустраивает местечко под рыбацкий стан. В Катугино встретили первых людей: охотника дядю Саню с шестилетним бойким внуком Данькой и эвенка Ваню. Гостеприимные по-таёжному, они нас и накормили, и печеньками в дорогу снабдили, и рассказали с точностью до километра, какие нас ждут зимовья на случай плохой погоды. В тайге человек человеку волк, в смысле, волк из своей стаи: поддержит, поделится добычей и кровом, обогреет и защитит.

Бывшая метеостанция Катугино

От Катугино и до границы Новочарского района в палатках ночевали редко, останавливаясь на пустых летом, иногда побитых медведем охотничьих зимовьях. А медведи, чьих следов до того не встречали, начиная с впадения реки Лучи, стали нашими постоянными спутниками. Видели воочую их по берегам всего дважды, но следы их оргий на станах и зимовьях, утоптанные берега и болота, рассказы дяди Сани свидетельствуют о том, что зверя тут немало.

Эвенк Ваня, ростовчанин Данька, охотник дядя Саня и я

«Дорога» наша до деревни Средний Калар была просто красивой. Можно было часами сидеть в лодке и просто смотреть по сторонам, слушать лесного голубя, кукушку, ещё каких-то крикливых птиц, молчать, медитировать. Изредка виднелись путевые избы охотников, там тормозили, осматривали, ставили точку в навигаторе (не знаю, зачем, просто хотелось), выходили гулять на песчаные барханы, изучать многочисленные звериные следы, скалы на предмет каменного масла (которое тут давным-давно собрали охотники).

Лабаз в устье Лучи

Из примечательного были только два порога перед самым Средним Каларом, две Чаши. На первую налетели неожиданно, когда река из широченной вдруг собралась в поток метров 10 шириной, загудела, понеслась, так что мы еле успели вытянуть пакрафты к берегу и пройти относительно безопасно, вылупившись на оставшиеся посередине валы высотой, не соврать, метра по три! И только сердце перестало стучать в ушах, как увидели вторую Чашу. Она была очень похожа на первую, поэтому её предположили на пути издалека: по правому берегу вздымалась характерная скала в виде цирка, перед которой река резко забирала влево. Сразу ушли на берег и вышли из лодок, чтобы посмотреть на бешеный поток со стороны и вернуться к спокойному созерцательному движению после.

Комфортабельное зимовьё на Каларе

Витимские берега

А после начинается большая долина, горы отступают далеко, чтобы снова зажать Калар в тисках уже за Средним Каларом. После реки Бирамиян, то есть почти сразу после чаш, река раскидывается широко-широко и едва не встаёт в бесконечных плёсах. Ветер дунет — и понесёт обратно, несмотря на работу вёслами, но нам повезло: ветер был попутный, ещё и ливнем полило и грозой подогнало.

Витимские берега

Деревня Средний Калар

Средний Калар (местные ставят ударение на первом слоге — кАлар) — единственный населённый пункт на почти 500-километровой реке. Некогда большая деревня сегодня почти вымерла. Последние 10 жителей:

- пенсионеры-эвенки, которые прожили тут всю жизнь,

- двое эвенков-охотников, Андрей и Алек, которые помогают пенсионерам,

- добытчики нефрита, которых в деревне нет, они где-то в скалах работают.

Электричество от дизель-генератора с семи утра до часу ночи, таксофон спутниковый и пустота вокруг — вот и весь Средний Калар.




Деревня, как рассказывал нам дядя Саня в Катугине, была в его юности большой, около двухсот дворов, стадо коров и коней, оленная почта, метеостанция (тоже относилась к труднодоступным), клуб, школа, какой-никакой колхоз. Вымирать Средний стал очень быстро в 80-90-х. Эвенки, как все северные народы, не толерантны к алкоголю, поэтому спирт убивал сразу и помногу. Только из дяди Саниных ровесников за время его молодости в Среднем погибли 28 парней, 28 неслучившихся семей, как сам он сказал…

Даже сейчас, несмотря на полное отсутствие какого-либо снабжения, каларцы ухитряются пить и погибать. Эвенкийка Инна чуть младше моей мамы, спирт унёс обоих её сыновей и мужа, последнего вот буквально полгода назад. Он утонул в Каларе спьяну. Раз в год администрация в Новой Чаре обеспечивает каларцам зимний рейс на «Урале», в который они набирают продуктов на год вперёд. Тогда и спирт берут…




У Инны есть куры и корова. Она угостила нас банкой парного молока, домашним хлебом, макаронами с сохатиной. И даже несмотря на то, что мы обычно мяса не едим, тут попробовали, уж очень она предлагала. Её сестра Геля с мужем тоже живут неподалёку, через десяток развалившихся бесхозных домов. Геля тоже напоила нас молоком, накормила свежей выпечкой, рассказала про местный быт. Рассказывают они, кстати, не то чтобы охотно, как будто не рады тебе, посматривают на старые советские ходики на стене, не смотрят в глаза. Оно и понятно, люди совсем дикие, не привыкли к чужим, не могут им доверять, но гостеприимные всё равно.

Живут очень скромно. В доме у той же Инны только печь, кресло, маленький незамолкающий телевизор, старая кровать, стол и короб для картошки рядом с кроватью. Холода зимой давят обычно градусов по 40-50… В брошенных соседних домах она при помощи двух молодых охотников-эвенков Андрея и Алека оборудовала курятник, в другом доме — что-то вроде хлева. Сами охотники живут в своих домах неподалёку, тоже пугающе пустых, потому что родители или умерли или переехали в Новую Чару, а им тут лучше — от спирта подальше.




В доме, куда нас пустили ночевать, обстановка скуднее, чем в нашей палатке. Дом на замке (не очень понятно, от кого), потому что жильцы перебрались в райцентр всего пару лет назад. Жилое помещение печальное: кухня с печью, которая двумя другими боками выходит в большую комнату и в детскую, где по стенам висят фотографии хозяев и их детей, стоит стол и железная кровать. Стены покосились, пол местами провалился, в ящиках стола целые фотоальбомы, никому не нужные, оставленные тут для вечности.

В том, что осталось от местного клуба, уже почти провалилась крыша, но внутри есть настоящая библиотека! Дверь её скрипит и качается на ветру, полки частично упали, страницы книг устилают пол. Тут и мемуары Шаляпина, и вся мировая классика, и вдруг Фолкнер, Саган, книги-списки репрессированных в Забайкальском крае, много изданий Рытхэу, которого я не нашла в московских книжных. Как хочется хотя бы что-то спасти, но рюкзаки и больше 300 км предстоящего пути… Не вынесла, взяла книжицу Рытхэу. В конце концов, тут она вряд ли кому-то ещё понадобится.




Посреди деревни в здании бывшей метеостанции сделали спутниковый таксофон. Можно бесплатно позвонить куда угодно, но тебе в ответ никто позвонить не сможет. Рядом вывески сберегательной кассы и ещё чего-то цивилизованного, но они заржавели, окон нет, а перед дверью растёт скудный северный бурьян. Посередине деревни внезапно стоит огромная солнечная батарея. Это была программа по электрификации труднодоступных населённых пунктов, буряты ставили, но так и не подключили. Местные всё ещё надеются, что кто-то приедет и даст им солнечной энергии... Как-то больно им что-то отвечать, просить опуститься на землю и понять, что из себя представляют подобные программы. У них телевизор, как и работа дизельного генератора: с семи утра до часу ночи. У них другая реальность.




Над Средним весь день и ночь носятся грозы, поэтому вода поднялась, идти будем быстро. Оставаться даже на лишний денёк совсем не хотелось, несмотря на радушие обитателей, которые напоследок пытались выдать нам несколько кг сохатины и солёного хариуса (его взяли с благодарностью). Слишком мрачное, безнадёжное место, очень тяжело от него на душе.

Рецепт хлеба на зимовье (рекомендую внимательно прочитать :) )

После Среднего километрах в двадцати начинается другой район, которого наши гостеприимные хозяева совсем не знают. Если до деревни на каждой крупной реке находили зимовьё разной степени качества или хотя бы путевые избы, то теперь до впадения Калара в Витим, а это почти 200 км, избушек раз-два и обчёлся. И все раздавлены медведем. Этот участок пути менее шиверистый, зато посуровее внешне. Про песчаные барханы можно забыть. Только камни, только склоны и утёсы, только хардкор!

Зато тут, наконец-то, пошла ловиться рыбка большая и маленькая. Солили её, запекали в фольге, жарили. Такой вкуснятины я точно не ела в ресторанах. Да и не поем: нет её ни в продаже, ни у поставщиков средней руки ресторанных заведений.

Найденная картошечка, сканворды и печёная рыбка на зимовье в урочище Топоры

Река Витим

Перед впадением Калара в Витим есть коварный порог Разбойник. На картах его, как обычно, не отмечено, зато по высокой воде он проходится довольно легко, а у нас после дождей скорость потока была 13 км/ч без единого взмаха веслом. Витим уже Калара, крошка просто, зато при их слиянии пейзажи резко меняются. Становится совсем неуютно, мрачно, но величественно красиво. Горы выше, скалы выразительнее, гольцы на сопках, много горельника.

Последние пески Калара

Вода из-за обильных дождей последних дней десяти сильно поднялась. По пути мы обгоняли плывущие стволы вырванных с корнем лиственниц, у берегов толклись огромные свежесломленные ветки, вода стала мутной и — что нам на руку — очень быстрой. Рассчитывали тут умотаться, махая веслом, потому что река широкая, много плёсов, частый встречный ветер, а в итоге батонились без движения целыми днями, изредка лениво гребя, чтобы пристать к берегу.




Витим внешне совсем другой, чем Читканда или Калар. Это уже огромная река, безумная масса глубоченной воды, которую невольно начинаешь уважать и побаиваться. Пейзажи другие — суровее, мощнее, бесприютнее. Когда река выходит из Каларского хребта в огромную долину, которую должно было в конце Перестройки залить гигантское Мокское водохранилище, по обоим берегам начинается жизнь. Десятки избёнок, вагончиков, станов людей, занимающихся легально или нет добычей нефрита, на реке по 2-3 раза в день становится слышен звук моторной лодки. Мы больше не так одиноки, как в предыдущий месяц… Жаль.

Горельник и болото

Огромная долина богата горельниками и болотами, урочищами, оставшимися от бывших сёл и деревень. Здесь и природа совсем иная: появился кедр, сосны, лес всё больше лиственный, много берёзы, а вот лиственницы нет совсем, она осталась там, выше. По берегам много цветов и даже земляника. На многочисленных золотоносных притоках выше по течению стоят золотоискатели и нефритчики, их тут много, потому что река богата и золотом, и нефритом. Потому и конец её нетронутости близок. Косы уже раскопаны экскаваторами, рыба ушла, вода вечно мутная… На потрясающей по красоте косе Мокской (от аббревиатуры МОК — многообещающая коса), над белым камнем берегов высятся нереальные какие-то скалы, а под ними снова домики золотодобытчиков и кучи битого камня, рытвины от нефритовых тракторов. А ведь когда-то тут была большая деревня. От неё остался один домик. Он стоит себе одиноко, вокруг выкошено и натоптано медведем, растёт картошечка и смородина. Тут у кого-то из местных дача.

Многообещающая коса (МОК) и Тулдуньский порог на реке Витим

На Витиме есть четыре очень неприятных порога. После прохождения первого я ночь не спала от тревоги. По высокой воде мы прошли их все относительно безопасно, хотя меня в одном чуть не утянуло в водоворот. Старались идти вдоль берега, но пороги интересные, меняющиеся каждый год, так что иногда от берега язык внезапно оттягивал в центр, где приходилось кое-как удерживать вертикальное положение на кидающих в разные стороны валах, приходящих произвольно и непредсказуемо с разных сторон. На карте они значатся как шиверы или перекаты, но даже местные их не любят, опасаются, рассказывают, что народу на них погибло и продолжает гибнуть много.





Конец маршрута

Через Витим есть едиственный железнодорожный мост БАМа. У него маршрут наш заканчивался. Знали, что там должна быть маленькая рабочая станция, на которой останавливается рабочая электричка, развозящая железнодорожников по опорным пунктам. Перед мостом раньше был рабочий посёлок строителей БАМа, от которого сейчас остался один дом и банька. Постоянно живёт там один мужик, дед Петро, красавец и женолюб 74-х лет. Он нас и рыбкой угостил, и кучу историй рассказал, и повеселил охотничьими байками, и страху нагнал, конечно, теми же байками. Летом у него не первый уже год появляется сосед, тоже пенсионер, 30 лет проработавший в этих местах геологом, знающий о Витиме, по-моему, вообще всё. Он давно живёт в Самаре, но в последние годы его неумолимо тянет на любимые земли. Знакомый под мостом сделал себе дачку и позвал на лето. Знакомый-то уехал, а вот гость так тут и летует. Вдвоём с Петро. Фотографироваться не любит.

Петро — само очарование

Петро достаёт из сети окуньков и ельца

Рабочая электричка в Таксимо пойдёт только следующим вечером, так что у нас было много времени на погулять. Мы пошли на знаменитый автомост, расположенный сразу за железнодорожным. Другого через Витим нет, а по этому не то что на машине, пешком идти страшно, поджилки трясутся. Он сложен из старых деревянных шпал, а ходят по нему меж тем «Уралы» и бензовозы! Мы не видели, но Петро рассказал, что перед машиной обычно идёт один человек и контролирует, чтобы водитель прямо держал руль, потому что «Урал» ровно той же ширины, что и этот чудо-мост! А высота тут то ли 12 метров, то ли ещё больше. Половина шпал подгнила, а внизу дико шумит Витим, злясь на опоры моста. Мне на середине аж дурно стало. Зато и тут Петро нам подкинул шутку: знаешь, почему этот мост самый длинный в мире? Потому что едешь по нему больше часа. На той стороне, где стоит бывший посёлок — Бурятия, а на другой — Забайкальский край, другой часовой пояс. Подала ему мысль, что в обратную сторону этот мост если не самый быстрый, то уж точно позволяющий заглянуть в прошлое.

Вместо заключения

На рабочей электричке доехали до Таксимо. После месяца дикой природы в магазине не захотелось ничего, кроме ряженки. Утром сели в поезд до Тынды, из которой доберёмся до Хабаровска, а потом и до Камчатки. Когда проезжали мимо озера Читканда, откуда месяц назад начинался наш маршрут, то удивились сильно. Ладно озеро было безо льда, для июля даже в этих местах это нормально, но не было льда на месте наледи! Это наледь многолетняя, недаром она отмечена на картах, она полностью никогда не тает, но вот мы смотрим на место наледи с высоты сопки, по которой идёт поезд, вспоминаем, как шли по ней, как она взрывалась и обрушивалась, и не видим её… Остаётся надеяться, что просто не вся наледь открыта со стороны БАМа. Иначе грустно.